ДИСПУТ У ЛЬВА ТОЛСТОГО
Матвей Иванович давно мечтал о встрече с Л.Н.Толстым, но мучили и сомнения, примет ли. И подходящего случая не выпадало.
Как–то в конце 1892 года Матвей Иванович повстречал знакомого писателя – самоучку Ивана Ивина, который, оказалось, уже бывал у Л.Н.Толстого. Ивин согласился представить Ожегова Льву Николаевичу.
Вскоре они узнали из газет, что Толстой приехал из Ясной поляны в Москву. Решив не откладывать благоприятного случая, они отправились к дому писателя в Долго – Хамовническом переулке.
Как дальше развивались события, мы узнаем из рассказа самого Матвея Ивановича:
- В восьмом часу вечера мы с Ивиным позвонили: у подъезда показался лакей в черной паре при белой крахмальной сорочке. На вопрос, дома ли Лев Николаевич, он ответил, что дома, только очень занят и притом скоро куда – то уезжает.
- Очень жаль, мы далеко шли – сюда, хотелось бы хоть на минуту повидать, - проговорил Ивин.
- Как о вас сказать?
- Скажите, что Ивин, автор народных книжек, а с ним другой писатель из крестьян.
Ждать долго не пришлось. Как только Ивин услышал шаги, он сейчас же предупредил:
- Сам идёт, значит увидим.
Я переминался с ноги на ногу и вертел в руках свои книжки «Песни и стихотворения», которую принёс в подарок Толстому. Наконец. Дверь открылась, и вышел кроткий, благодушный старец с большой седой бородой, одетый в фабричную блузу серого цвета и подпоясанный широким ремнем. Подошёл он тихо и столь же тихо заговорил, так что мы с Ивиным почувствовали себя свободно, как будто у себя дома, в деревне, и беседуем с почтенным соседом.
- Здравствуйте, друзья мои, - сказал Лев Николаевич, подавая руку Ивину.- А это кто будет с вами? Я, кажется, в первый раз вижу их?
- Это из Вятской губернии мужичок, поэт – самоучка, - сказал Ивин.- Он вот особенно хотел повидать вас. Судя по нашим разговорам, он разделяет ваши взгляды на жизнь, и хочется еще ему послушать ваши суждения о многом. В его краях много сектантов и раскольников.
- Да ведь, господа, разговор о подвигах жизни короток: прочитайте – и все поймете.
- Мы читали уже, граф, и вот он, - сказал Иван, указывая на меня, - понимает её также , как и вы. Мы долго спорили и решили на конец с вами лично побеседовать.
-Хорошо,- сказал Лев Николаевич. – с ними–то мне бы, действительно, не мешало побеседовать: я о них (т.е. раскольниках) кое – что слыхал, кажется от книгоноши Игнатьевича. Пойдёмте–ка ко мне в кабинет. Только я вас, друзья мои, должен скоро оставить, как раз сегодня в Малом театре играют «Плоды просвещения», а я еще не разу не видел этой пьесы на сцене. Хочу тихонько пробраться в театр, чтобы меня никто не заметил, и буду смотреть из ложи моих знакомых.
- В таком случае,- проговорил я, нам уж лучше бы сегодня не беспокоить вас. Придем как – нибудь в другой раз.
- Нет, нет, останьтесь, я вас познакомлю сейчас с хорошими моими друзьями. Раздевайтесь – ка!
Мы разделись, и я тут же передал Льву Николаевичу книжку моих стихов. Затем мы пошли за хозяином вверх по лестнице, на второй этаж… Лев Николаевич стал собираться в театр. Переодеваясь, он успел расспросить меня, из какой я губернии, давно ли живу в Москве, какие в нашей деревне были крестьяне до освобождения – государственные или господские.
Уезжая, он просил гостей подождать до одиннадцати часов. Я и Ивин ушли в одиннадцатом часу, не дождавшись Льва Николаевича.
М.И.Ожегов продолжает свои воспоминания.
-Второй раз я был у Толстого в конце того же года. 15 декабря пришел ко мне тот самый книгоноша Иван Игнатьевич Старинин, он же Стариненко или просто Игнатьевич, который уже бывал у Льва Николаевича.
В шестом часу вечера мы отправились. Слуга сказал, что граф дома. Нас попросили наверх. Мы поздоровались. Лев Николаевич обратил внимание на мои валенные сапоги и сказал:
- У вас, должно быть, сапоги – то нездешние, уж очень парадные…
- Да,- сказал я - это вятские.
- А вы сами -то разве оттуда?
- Из Вятской губернии.
Игнатьевич объяснил, что это уже однажды здесь был с Ивиным.
- Теперь припоминаю. – сказал Лев Николаевич и продолжал - мне интересно, зачем это пожаловали сюда в Москву. Из Вятки ведь очень далеко. Какая же цель? Разве там худо живется? Да ведь, впрочем, и там тоже голод. Холера, вероятно тоже была?
- То и другое было, - сказал я. – Но я не потому здесь. Я давно уже в Москве, лет пять проживаю. Приехал сюда, потому что поучится захотелось.
- Да чему же здесь учится – то? – с удивлением спросил Лев Николаевич.- Хорошего в столице мало для крестьянина…
-Оно точно так,- отвечал я. – Действительно, горя–то много можно хватить, и на мою долю его выпало не мало. Но я, как говорится, уж на то пошёл: горе, так горе… Нужду – то терпеть мне не привыкать. Нелегко было и в деревне жить.
- Люди умные и любознательные и там, у вас в Вятке, нужны, здесь же, в столице, известное дело, одна пагуба для молодых людей….
- Ваша правда, - сказал я.- Но прежде я о городе совсем другое понятие имел или, вернее, никакого не имел. Надо же, думал я, узнать, как на свете другие люди живут. Дома только и знал бы своих соседей – крестьян да сельское духовенство, а здесь сколько нового для меня!.. Есть что наблюдать. Впрочем, я думаю скоро вернуться в деревню…
- Стало быть, у вас только и есть интеллигенция, что духовенство? Помещиков у вас, кажется, вы говорили, не существует?
- О помещиках у нас и помину нет. Наша деревня всегда была государственная.
- А школы у вас есть теперь?
- Школа есть. Теперь школы строятся в каждом селе, и все земские.
- А вы учились в школе?
32