Недавно, просматривая семейные фотографии, обратил внимание на портрет, где я снят вместе с матерью. Он был сделан во время очередной поездки к родителям. О чём мы говорили с матерью в данный момент точно уже и не помню. И вдруг тут меня осенило: а что бы я сказал матери сегодня, встретившись с ней? Так родился этот монолог.
- Здравствуй, мам! Давай поговорим с тобой по душам, чистосердечно и откровенно, как в тот тёплый летний вечер. Вернее, говорить буду я, а ты только слушай. Я думаю, что ты меня услышишь.
С той нашей встречи прошло 35 лет. Сейчас мне столько же, сколько тебе было на этой фотографии. Теперь и я уже дедушка. Многое изменилось в моей жизни, да и в мире целом. И всё словно бы хорошо у нас, но что-то всё равно не хорошо.
Слышь, мам, теперь ведь мы живём в другой стране. Да нет, ни за какую границу мы не уехали. Просто, без какой-либо войны и мировой катастрофы не стало той огромной страны, в которой ты родилась и жила. Свергли и символ прежнего государства – серп и молот, что знаменовал содружество рабочих и крестьян. Их заменила сказочная птица с двумя головами.
ЧЕЛОВЕК ТРУДА нынче не в почёте. Не то что было при твоей жизни! Сегодня героем себя считает тот, кто понаглей да поизворотливей, кто сначала думает о себе, а потом о Родине. Другими стали взаимоотношения людей, изменились человеческие ценности и взгляды на прошлое.
Тебе, мам, в минувшем году, так же как и отцу, исполнилось бы 100 лет. Подумать только! Эту дату я не забыл, вместе с братом Володей вспомнили вас и помянули.
Родились вы ещё при царе, а жили при Советской власти. Вы познали голод и холод, прошли через революцию, Гражданскую войну, участвовали в коллективизации, вместе с отцом воевали: он на боевом, а ты на трудовом фронте, отстаивали свою Родину, потом восстанавливали разрушенное этой войной хозяйство. Перенесли множество других различных потрясений, противоестественных человеку, в том числе и неоднократное вынужденное переселение. И до конца жизни верили в светлое будущее, хотели лучшей доли если уж не себе, то всем своим шестерым сыновьям и дочерям.
Это сколько же надо было иметь сил, здоровья, терпенья и мужества, чтобы всё вынести на своих плечах?! Да если бы только на плечах. А сколько досталось легко ранимому человеческому сердцу! Вы жили честно по законам своего времени, и никто не имеет права упрекнуть вас в этом.
И ведь находятся сегодня, мам, деятели, у которых язык поворачивается утверждать, что ваше поколение жило неправильно, не туда шло, не то делало. Обидно слышать такие слова, и хорошо, что вы их никогда не услышите.
ТЕПЕРЬ С ВЫСОТЫ ПРОЖИТЫХ ЛЕТ легко рассуждать и давать оценки минувшим годам. Но кто знает, кто подскажет, как надо правильно жить, пока живёшь? Никто.
По-моему, и сейчас у нас нет прямой и торной дороги. Куда идём – сами не знаем. Вот и шарахаемся из стороны в сторону, отыскивая себе, то единственно - верное направление.
Конечно, очень не хотелось бы, чтобы в далёком будущем наши потомки и о нас сказали, что мы не так жили и не туда шли. Но как об этом знать?
Мой дед Семён, твой отец, был очень глубоковерующим человеком. Он чтил любовь к ближнему, призывал к смирению и прощению. Дед и тебя воспитывал в религиозном духе. Поэтому, у тебя тоже в душе жила вера в святую церковь, ты всегда следовала Божьим заветам и исполняла церковные обряды.
Даже в годы воинствующего атеизма ты не изменяла свои взгляды, верила в Бога по- своему светло и свято, тихо и безропотно. Порой я видел, как ты, уединившись, незаметно стояла перед домашними иконами, украдкой крестясь на образа, шептала молитвы и просила Господа, чтобы он простил нас, безбожников, за грехи наши. По большим праздникам находила время тайком посещать ещё действующую церковь села Сырчан.
ПОСЛЕ ДОЛГИХ ЛЕТ НЕВЕРИЯ люди снова вспомнили о Боге, открывают двери заброшенных церквей, возвращаются к вере. Она единственная должна спасти нас.
Кто всю жизнь грешил да пропагандировал идеи коммунизма, быстренько перестроились и встали в первые ряды у алтаря. Но ведь очень трудно бывшему атеисту «быстренько» изменить своё сознание и прикинуться верующим. И вот стоят они, грешные, в храме с отрешёнными, ничего не выражающими лицами, ставят свечки, считая что так надо, так заведено. Демонстративно усердно крестятся, стараясь показать себя истинными богомольцами, а в душе-то у многих пустота, мысли, ещё ой как, далеки от Бога.
Выйдя из церкви, вновь богохульствуют, сквернословят, клевещут друг на друга. Забыв про все заповеди. Разве это по-божески? Мне кажется, лучше уж совсем не верить, чем это делать не искренне, напоказ, обманывая и себя, и Бога. Я думаю, что ты так же считаешь.
Самый старший твой сын Николай ушёл почти следом за тобой. Покинули этот мир и обе дочери Мария и Валентина. Из всей нашей когда-то большой семьи осталось только три брата.
ТЫ НЕ ПОВЕРИШЬ, МАМ, один из нас, Саша, со своей семьёй уехал в Германию на постоянное место жительства к родственникам жены.
Пишет, что устроился неплохо, живут в достатке, местное население относится к ним доброжелательно. В одном из писем Саша написал, что всё у них хорошо, одно только плохо: кругом немцы. Я вот только не могу себе представить, как он с ними общается и разговаривает. Ведь раньше он знал только два немецких выражения: «гутен таг», да «киндер геен инди шуле».
Мне кажется, что хотя он и тешит себя благополучием, но на сердце у него по-прежнему лежит тоска по родине, по родным и близким.
Что поделаешь, разбросала нас жизнь по всей земле. Изменился мир, произошла переоценка времени и событий, другими стали взаимоотношения людей.
Наш отец в войну воевал с немцами, которые хотели поработить нас, отнять у нас землю и волю. Он бил их, они были для него заклятыми врагами. Ну а сегодня у нас дружеские, добрососедские отношения с Германией. И это хорошо, потому что люди должны жить мирно.
НО ЕСЛИ БЫ ВДРУГ СЛУЧИЛОСЬ ЧУДО: отец ожил, встал, да узнал, что его родной сын мирно уживается с бывшими врагами - он бы это не перенёс, тут же бы упал и снова умер.
Нынешним летом, мам, посетил твою родину, побывал в твоей деревне. Постороннему человеку трудно найти на той заброшенной местности хоть какие-то признаки давно ушедшей жизни. На месте твоего родительского дома теперь глубокая яма, словно провалившаяся могила, поросшая вездесущим малинником наполовину с крапивой.
Кругом тишина, здесь нет ни одной живой души. Не верится, что здесь когда-то жили люди. Слышно только, как поскрипывает на ветру чудом уцелевший колодезный журавель, да старый тополь всё ещё шелестит своей могучей, развесистой кроной. Он один только видел и видит, что тут происходило и происходит. Но понять его молчаливый рассказ я был не в силах.
Поле за деревней, где ты в детстве босоногой девчонкой, погоняя лошадь, бойко бегала за бороной по мягкой вспаханной пашне, а потом, будучи уже крепкой и сильной женщиной, серпом жала золотое, созревшее жнивьё, заросло бурьяном, березняком и мелким ельником. Нынче здесь заезжие грибники корзинами собирают крепкие рыжики.
СЛЫШЬ, МАМ, однажды мне приснился удивительный сон. Будто идёшь ты мне на встречу по нашей деревенской улице весёлая и вся какая-то светлая, словно воздушная. Но почему-то босиком. Платье на тебе голубое, сатиновое, то, которое в молодости я самостоятельно скроил и сшил по выкройке из журнала «Крестьянка».
Тебе тогда интересна была моя затея. Ты часто подходила ко мне, интересовалась, правильно ли я наладил стёжку, советовала, как сделать вытачки на груди, проверяла, не тянет ли уже пришитый рукав. А сколько раз снимала и надевала платье, чтобы подогнать по фигуре, знали только мы с тобой.
То платье тебе было очень к лицу, оно тебе нравилось, ты его долго берегла и при случае каждый раз с гордостью рассказывала своим подружкам, откуда у тебя этот модный наряд.
И вот подошла ты ко мне близко, хотела что-то сказать, но вдруг исчезла, растворилась, превратившись в белое, пушистое облачко и высоко поднялась в небо.
НЕДАВНО ПОБЫВАЛ НА МОГИЛЕ ОТЦА. В тот хмурый, осенний день я не сразу отыскал среди сотен других этот небольшой, но родной холмик.
Молча постоял у скромного памятника, поведал отцу о своём житье-бытье, попросил у него прощения за всевозможные обиды и огорчения, с трудом проглотил подступивший к горлу непрошенный комок, вытер рукавом невольно нахлынувшие слёзы. Не знаю, почувствовал ли он моё появление.
А вот на твою могилку, мама, затерявшуюся в бескрайней казахской степи, я уже никогда не приду, не дотронусь до покосившегося креста, не смахну с него давнишнюю, седую пыль. И только чужие, неласковые ветры вечно будут проноситься над одинокой, неухоженной могилой.
Но я думаю, что ты ни на кого из нас не держишь обиды за то, что осталась одна. Ты понимаешь, почему и как всё произошло, а потому всех простишь. Знать судьба такая, что лежать всем нам суждено в разных местах.
ПРИ ЖИЗНИ, МАМ, не говорил я тебе слов сыновней любви, слов ласки и утешения в трудную минуту. Но знай, что я всегда любил тебя и восхищался твоим неиссякаемым оптимизмом, твёрдой решительностью, исключительным трудолюбием, верой в светлое будущее.
Спасибо, мама, что ты была, за то, что дала мне жизнь, за то, что растут твои внуки и правнуки. А это значит, что жизнь твоя не кончается.
А. ЧЕРЕПАНОВ.
с. Архангельское.
