писания пуще глаза, но что поделаешь - бежит время и они стареют, приходят в ветхость и надо бы сохранить их для потомков.

      Вот какая работа предвиделась Митрохе – переплетчику.

      Отец согласился отпустить Матвея с солдатом.

      Собираясь в дальнюю дорогу, зная обычаи староверов, Митроха напомнил, чтобы прихватил   из дому с собой  походную утварь – миску или блюдо, ложку, кружку да взял бы ещё с собой отцовский азям, он в чужом доме очень пригодится: одна пола сойдёт за постель, другая за одеяло.

      - А как мы узнаем, что работа нам сыщется? – недоумевал Матвей.

      - Нам бы токо за одного старообрядца ухватится,- с уверенностью бывалого человека ответил отставной солдат.- А там нас будут передавать с рук на руки, из дома в дом. Староверы крепко держаться друг за дружку…

       Митроха не зря предупреждал подростка Матвея. В первом же доме в деревне Шаши, с которой Митроха и Матвей начали обход, сухожилая, с землистым лицом хозяйка, едва Митроха договорился об условиях работы, заявила, что пользоваться их посудой и вообще утварью не дозволяется. Мясные щи или кашу она станет  варить для работников в отдельном горшке.

    -  Воду,- она показала на крайнее ведро, стоявшее на лавке,- можно черпать оттудова и вон тем ковшом, на гвоздике у двери. Табачничать в избе – ни в коем разе… Мы люди старой веры и порядок блюдём.

   - А ежли прохожий попросит воды напиться, неужто откажешь? – осторожно поинтересовался Митроха.

   -  Воды не жалко, вода – божья. Для сторонних - в иной кружке, черпаем иным ковшом. Грех пить из посудины, ежли к ней пригубился сторонний…

   -   А  прохожий подойдёт к колодцу, и сам вытащит бадью, - не унимался Митроха.

   -   У нас колодцы во дворах, а что на воле - крышками закрыто…

        Хозяйка поднялась с лавки и вышла в сени, считая разговор оконченным.

        Матвей обрадовался возможности подзаработать на стороне сколько – нибудь деньжат, помочь отцу, да и на родительском хлебе не сидеть. Потому он с охотой пошёл с Митрохой.

        Но была ещё одна задумка, которая влекла Матвея из дому. Хотелось пареньку повидать, как в других местах живут люди, поглядеть на тамошние хороводы, услышать новые песни. Ведь дальше Михина и села Колобово, что в четырех верстах, он нигде не бывал.

       Матвей слыл на деревне бойким книгочеем. Грамоте он научился от старшего брата Михаила и от деревенских старожилов, знавших древнеславянскую пропись. Ходил в земскую школу села Колобово, правда, недолго, но в письме и арифметике поднаторел настолько, что деревенцы часто обращались к Матвею с просьбами составить прошение или написать письмо, скажем, солдату, отбывшему служить в далёкие края.

     Природа наградила Матвея ещё одним большим даром – он превосходно пел, и песню полюбил с ранних лет. Это он унаследовал от родителей. Отец и мать, особенно мать Александра Артемьевна, были на деревне первыми певцами. Ещё до замужества Александру Артемьевну считали лучшей певуньей в округе, без неё не обходились ни  хоровод, ни посиделки в осеннюю  и зимнюю пору, ни деревенские игрища по престольным праздникам. Хорошо пел и старший брат Михаил, да и почти все родственники.

     - С детства я пел на славу всей области,- скажет потом о себе Матвей Иванович, вспоминая родную деревню.

       То была сущая правда, ни тени хвастовства или рисовки.

       Как – то он спросил мать:

       - А кто придумывает песни, которые мы в деревне поём?

       - Есть такие люди, - охотно ответила мать.- Токо живут они в городах, далеко – далеко отселева. И зовут тех людей думчими…

        Сын удивленно, вопросительно взглянул на мать: слышал он такое впервые.

3